-
А
есть ли вообще в сегодняшней России многопартийность
и политический плюрализм?
-
Можно ли называть выборами – в традиционном европейском,
скажем, смысле, то электоральное действо, что раз
в 4 года происходит в России и, в частности, снова
состоится 7 декабря 2003 года?
-
Советская выборная практика и современная российская
избирательная система – так ли уж первая уступает
второй, и какая из них была на деле эффективнее, лучше
отбирая управленческие силы?
-
Могут ли в сегодняшней России быть честные, т.е. отражающие
действительные политические ориентации граждан, выборы?
-
Избирательная борьба – это только подготовка к голосованию?
-
Социальное действие в электоральном процессе в нынешней
России: его роль, место, масштаб, эффективность.
-
Может ли оппозиция победить?
-
Так ли неодолимы административный ресурс и нажим СМИ
партии власти?
-
Треугольник «президент-правительство-Дума» - какая
его конфигурация представляется выгоднее всего для
России?
-
Как можно было бы оптимизировать текущую избирательную
систему?
-
Всё ли способны решить выборы?
-
Прогноз итогов выборов 7 декабря 2003 года.
-
Возможна ли сильная Россия при нынешнем варианте «представительной
демократии»?
Некоторые
выводы по итогам дискусии
Исторический опыт свидетельствует
о том, что парламентская система не является оптимальной
с точки зрения выработки государственных решений, и не
случайно в годы войн правящие круги капиталистических
стран отказывались от политического противоборства, объединяя
соперников в коалиционные правительства (например, в годы
Второй мировой войны в правительство Черчилля были введены
лидеры лейбористской партии).
Выборы можно назвать инструментом государственного управления
лишь с огромной натяжкой. Они ничем не управляют, они
лишь создают предпосылки для смены управляющих, передела
власти и собственности. А сам процесс управления и передела
осуществляется уже совсем в другом месте и другими методами,
зачастую – откровенно насильственными и криминальными.
Институт парламентаризма на рубеже 80-90-х годов получил
более высокую легитимацию, чем все остальные государственные
и общественно-политические учреждения. Итоги выборов в
нынешней России показывают действительное соотношение
сил, но в плане не политических ориентаций граждан, а
умения партии власти и оппозиции реализовать имеющиеся
у них ресурсные потенциалы: морально-политический, административный,
информационный, организационный, финансовый.
То, что сегодня привычно называют партийно-политической
системой, а также демократическими выборами – это, по
их реальной сути, пока всего лишь «рамочные условия» для
формирования нормальной парламентской демократии. Причем
«рамки» эти (юридические, организационные, идейные) расплывчаты,
частичны, хлипки. Но, что есть, то есть – другого партийного
устройства и иной избирательной системы у России нет,
и в ближайшее время не будет. Не остается ничего другого,
как вживаться в нынешнюю ущербную общественно-политическую
реальность и учиться использовать ее в своих интересах.
Глубокое изменение после 1991 года социальной структуры
общества не сделало задачу партстроительства сколько-нибудь
легче. Ликвидация среднего класса советского времени и
"невозникновение" нового среднего класса, раздавленного
олигархами в зародыше, привело к резкой поляризации общества.
Прослойка сверхбогачей пока еще не имеет выраженного классового
сознания, и поэтому в политической партии особенно не
нуждается. Тем более, что доступ к рычагам государственной
власти эта прослойка получила одновременно с доступом
к общенациональным богатствам, захваченным в сговоре с
верхушкой госбюрократии.
Поэтому, с одной стороны, сильной правой партии в России
нет и пока не предвидится. А с другой - огромная масса
обиженных и обездоленных создает питательную среду для
роста левых партий. Именно поэтому КПРФ при всей мощи
антикоммунистической пропаганды и ее собственной недостаточной
эффективности является, по сути дела, единственной реальной
политической партией в стране (с четкой идеологией и программой,
массовым членством, с разветвленной структурой снизу доверху,
общепризнанным лидером и системой партийной печати). Иными
словами, Россия по-прежнему живет в условиях однопартийной
системы.
По форме же в стране существует внешняя многопартийность,
поскольку мы четко видим несколько политических субкультур:
коммунистическая, радикально-либеральная (Союз правых
сил), умеренно-либеральная («Яблоко»), национально-популистская
(ЛДПР). Что же касается «Единой России», то ее принято
называть «партией власти», определяя тем самым ее крайний
конформизм, идейно-политическую стерильность и абсолютную
зависимость от начальства. Это «партия-фтор»: к кому присоединяется,
тем и становится.
Но было бы ошибкой полагать, что «Единая Россия» не выражает
никакой субкультуры.
Олигархический строй – это антинациональный строй. Если
он не в силах сразу сломать органы народного представительства
– пусть даже столь хилые, как сегодняшняя Дума, то он
сделает все, чтобы выхолостить их, лишить последних крох
влияния, остатков авторитета – обюрократить до предела,
превратить в придаток исполнительной власти, высмеять,
опошлить. Нынешний общественный строй в России и демократия
несовместимы.
Общее разочарование граждан, порожденное неэффективностью
парламентской системой в России, может проявиться в небывало
высокой доле тех избирателей, которые откажутся голосовать
на выборах. По этой же причине не исключен рост числа
тех, кто будет голосовать против всех или за мелкие партии.
В целом, если процесс «делания» депутата в условиях плюралистичной
парламентской демократии можно назвать его социально-политическим
«авансированием», то депутатская карьера при советском
строе являлась, наоборот, «результирующей», т.е. подводящей
своего рода итог всей его предыдущей деятельности, которая
«конвертировалась» в депутатский мандат. Два типа формирования
корпуса законодателей, две разные политико-электоральные
культуры. Какая лучше, а какая хуже – волен решать всяк
для себя. Каждая из них есть продукт своего времени и
конкретного общественного устройства. Ясно же одно – обе
они жизнеспособны при всех их изъянах, обе по-своему эффективны.
Несмотря на все попытки свести к минимуму бутафорские
политические новообразования, число партий, имеющих право
участвовать в политическом процессе по новому закону,
уменьшилось лишь до полусотни. Уверен, что в будущей России
будут реально существовать максимум четыре политических
партии: «Единая Россия», представляющая интересы конгломерата
чиновников и новых собственников (эдакий суньятсеновский
Гоминдан); КПРФ в несколько ином, нежели сейчас, виде;
«Яблоко» - как партия, выражающая интересы прозападных
кругов российского общества и СПС, как партия, ненавидящая
Россию в любой ее ипостаси и тем не менее неплохо живущая
в ней и за ее счет. И все же вопрос о власти будут решать
лишь две из них - «Единая Россия» и КПРФ.
Трудно сказать, как долго могут сохранить баланс между
антисоветизмом и советскими формами лидеры "Единой
России". Скорее всего, недолго. В то же время попытка
играть роль единой партии народа в буржуазной парламентской
системе, которая предполагает состязательность между различными
правящими группировками, является в долговременной перспективе
источником неразрешимых проблем для "Единой России".
На самом деле это партия «болота» или «партия статус-кво».
Поэтому в российских выборах, при всех их фальсификациях
и манипулировании, на самом деле происходит соревнование
субкультур. И главным поприщем этой борьбы является это
самое «болото». Именно его обитатели, не будучи обременены
четким мировоззрением, составляют ту резервную армию голосов,
из которой пытаются черпать все участники избирательной
гонки. А поскольку «болотные обитатели» не слишком сильны
по части логики и рацио, то их штурм ведется с помощью
психологического воздействия. И здесь, по определению,
сильнее тот, у кого в руках средства этого воздействия.
Массы учатся на собственном политическом опыте. Задача
оппозиции – помочь всеми имеющимися у нее силами и средствами
осознать этот опыт. И потому на первый план выходит проблема
собственно оппозиционного информационного пространства,
проблема оппозиционной контркультуры.
Речь идет, в первую очередь, о том, чтобы найти пути взаимодействия
с наибольшим числом граждан в их конкретных делах и заботах:
коммунисты должны стать нужными и полезными людям в их
повседневной жизни. Тогда вся та социальная «вершина»,
на которую опирается в своей политической и избирательной
деятельности партия власти, окажется если и не отрезанной,
то существенным образом отодвинутой от гражданина в важнейшем
для него сегодня деле – в вопросе выживания в нынешнем,
крайне неустроенном обществе. Образно говоря, тот, кто
поможет жильцам дома извести крыс в подвале и во дворе,
будет к ней ближе, нежели законодатель в Москве, ратующий
(пусть даже абсолютно искренне) за экологическую чистоту
российских городов.
Возможно, с учетом ухудшения социально-экономического
положения в стране КПРФ получит несколько больше голосов
по партийным спискам. Однако с учетом административно-денежного
ресурса власти меньше кандидатов от лево-патриотических
сил пройдет по одномандатным округам. По-видимому, в следующей
Госдуме сохранится примерно такая же расстановка сил,
что и в нынешней. Что это будет означать? Это будет означать,
что демократический механизм коррекции социально-экономического
курса (выработанный западными демократиями за многие столетия
и подтвердивший свою эффективность на Западе), в России
по-прежнему останется отключенным (вернее, он и не включался).
Положение в России сейчас все больше напоминает ситуацию
в конце 1916 - начале 1917 года. Февральская революция
1917 года внешне носила неожиданный, спонтанный характер.
Однако она была вызвана действиями тогдашней правящей
группировки, чьи бездарность и пренебрежение интересами
народа могут сравниться лишь с бездарностью и цинизмом
нынешней властной "элиты".
|
|
